И, как мне видится, совсем напрасно Е. Гущин любуется Иваном Рытовым. Напряжение этого образа достигло того предела, когда достаточно искры, чтобы взорвать жестко запрограммированный штамп и осветить произведение творческой удачей, образом актуального содержания: примитивный человек — безнравственный человек.

Вот слова Рытова:

— Надо уметь цапаться за свою идею!.. Драться! Все мы лесники... А беда наша как раз в том, что порой мы не чувствуем себя лесниками. Браконьерам и повадно. От них не бежать, не прятаться надо, а ловить, — поучает он помощника лесничего Артема. — В городе, в деревне, в тайге — везде не давать им плодиться. А кто не браконьер, не лесник, тот... тот... Ну, ты видел — после северянки на берегу много мелкой рыбешки валяется?.. Эта мелкота боится шторма, жмется к берегу, ее разбивает о камни. Ею мы собак кормим... Люблю злых, колючих. Наверное, потому, что сам такой.

Он такой, Иван Рытов. Когда в заповеднике организовали охоту, дударем был, марала под выстрел высокопоставленного браконьера манил.

А то еще Иван «плыл на неделе, а у заповедного мыска кто-то сеть кидает с лодки... Подплыл. Незнакомый мужчина ставит сеть... Новым инструктором райисполкома оказался мужчина... Выгнал его... По закону надо было акт составить, сеть отобрать. Не составил и не отобрал. Что же это в душе такое тормозящее? Попадись на браконьерстве простой мужик — все бы сделал как надо... А этого — отпустил. И не то чтобы испугался. Не велик чиновник, а все-таки рука не поднялась на него».

Вот и цена красного слова. Иван не только Артему лгал. Он и себе лжет. «И не то чтобы испугался». Увы, после того случая «тоска перемешивалась с тревогой... Тревога не оставляла, приходила чаще по ночам. Как вошли боль и нехорошее предчувствие, так уже не выходили». Теперь ясно, почему Иван Рытов так скор на расправу с «простым мужиком». По крайней мере, спать можно спокойно. А как же пламенные речи о мелкой рыбешке для собак?

Рытов истинный в конфликте с тем Рытовым, каким он кажется самому себе. Но он даже не подозревает о случившемся, его духовный мир растворился в потоке фраз, а каково их нравственное обеспечение, мы уже знаем.

Жизнь дает нам много примеров, когда люди, верные своему служебному долгу, вступали в смертельную схватку с врагами природы. Рытову же смерть не угрожала. Но он, называющий себя настоящим коммунистом, спасовал. Видимо, автор хотел показать, что его герою не чужды человеческие слабости. Но ведь беспринципность — не извинительная слабость, а нечто такое, что должно бы если не возмутить, то хотя бы огорчить автора повести. Это было бы «в стиле», поскольку Е. Гущин, повторяю, в своих пристрастиях более чем откровенен.

Бессонными ночами Рытова волнуют тревоги о возможных кознях «обиженного» им браконьера. И этот страх свидетельствует о неверии в дело, которому он служит, о неверии в справедливость вообще. Сам, изменив долгу, он нравственный уровень этого поступка уже накладывает на возможные поступки других и мучается в преддверии даже не реального, а воображаемого возмездия.

Бессонные ночи не принесли ему целительной горечи стыда, не привели к спасительному бунту против себя же: почему я должен бояться? С какой стати? Пусть дрожит посягнувший на богатство народа!

Если говорить по большому счету, некоторые герои «Правой стороны» лишены примет своего времени, однако же не испытывают тяжести этого недостатка, они — более от схемы, чем от жизни. А потому и повесть в целом отличается некоей облегченностью. Ее автор упустил из виду, что герой произведения может быть несовременным, но - суд писателя обязательно должен исходить от имени современности.

Да, Е. Гущин хорошо знает изображаемый предмет, однако «правда есть необходимое условие, а еще не достоинство произведения. О достоинстве мы судим по широте взгляда автора, верности понимания... тех явлений, которых он коснулся» (Н. А. Добролюбов).

Легко сказать. Легко привести уместную цитату. Уловить же характерные черты современника — наиболее трудная практическая задача искусства. Лицом к лицу — лица не увидать.

И все же?

/И. Березюк/