Сюжет новой повести Евгения Гущина «По сходной цене» может быть передан в нескольких словах. Бригадир механического участка Семен Табакаев по совету своего подчиненного токаря Анатолия Долгова приобретает в пригородной деревне Залесихе старый дом с участком и строит дачу. Но строительство не по карману новому хозяину, и потому он, пользуясь советами и помощью того же Долгова, тайком вывозит стройматериалы с того самого завода, где много лет честно работал, где считался передовым бригадиром, где должен был стать мастером.

Растет новая дача, радует глаз свежестью и красотой, но «убывает душа» ее владельца, рушатся проверенные годами нравственные представления, суживается нравственный мир.

Завершается повесть попыткой протеста Семена не столько против своего советчика Долгова, сколько против себя самого, против всего того ложного, злого, опустошающего, что вошло в жизнь Семена вместе с новой, возведенной из украденных материалов дачей.

Итак, можно подумать, что перед нами еще одна повесть о временно оступившемся и исправившемся человеке, порадоваться его исправлению и с облегчением прочесть последнюю страницу. Но в том-то и дело, что в повести Е. Гущина все значительно сложнее, чем поначалу.

Исследуя художественно взятую им в качестве сюжетной основы жизненную ситуацию, автор обращается к таким житейским и психологическим наблюдениям, которые заставляют не торопиться с истолкованием характера главного героя повести Семена Табакаева как человека оступившегося, но исправившегося раз и навсегда.

Ради новой дачи Семен губит черемуху. Спилили дерево Семен с женой Ираидой больше всего потому, что Ираида надеялась таким способом прекратить посещения старушки Петровны, той самой, у которой купили Табакаевы усадьбу. Петровна же навещала черемуху потому, что посадил ее, уходя на фронт в сорок первом, сын Петровны Ванюшка. «Пускай она, маманя, заместо меня останется. Эта черемуха…» — пошутил он на прощание. Да обернулась шутка горькой правдой. Не вернулся сын к матери, а черемуха росла, закрывала своими ветвями ветхую избушку Петровны, берегла. Шумела листва, и слышался матери в этом шуме голос сына, и сообщала она черемухе… да нет — сыну! — о немудрящих событиях своей ясной и честной жизни. Не черемуху сгубили теперь супруги Табакаевы, а второй раз отняли у Петровны сына, стриженого парня в красноармейской гимнастерке, которого видел Семен на старой фотографии в Петровниной избе.

Страшный, жестокий смысл происшедшего понимает и сам Семен, недаром «…ему захотелось уйти, уйти куда угодно, лишь бы не видеть распластанного во дворе зеленого вороха…», недаром он «вдруг замер на месте, встретившись с глазами Игорька. Сын, наверное, выскочил из избы на шум падающей черемухи. Он стоял и смотрел на отца. Глаза у сына были какие-то нехорошие, темные и совсем чужие…» По натуре Семен несколько инфантилен, но не настолько, чтобы именно из-за инфантильности всецело подчиниться власти Долгова. Дело в том, что неписаные законы, своего рода «моральные ценности» мира Долговых приобретают опасное распространение. Тревожный сигнал звучит уже на первых страницах повести, когда бригадир Семен Табакаев именует услугой даваемое им Долгову разрешение уходить по пятницам с работы пораньше: на дачу надо спешить. Да и фраза Семена, обращенная к Долгову: «Хоть бы пригласил на дачу-то», — звучит, по его же признанию, как «с тебя причитается». «Все так говорят, когда окажут человеку какую-нибудь малую услугу», — размышляет Семен, не замечая того, что часто слышимые им фразы становятся уже его образом мыслей.

Не раз и не два мог остановиться Семен, порвать связавшую его с Долговым цепь услуг, но каждый раз охватывали сомнения в своей правоте. «Видно, не отросли у меня крылья», — грустно замечает Семен. Сомнения Семена поддерживались уверенностью во всегдашней правоте жены, ярой сторонницы дачи, желанием обойтись без «лишнего раздражения»… Да и хорош был сосновый бор в Залесихе, хороши проселочная дорога, яркая зелень, щебет птиц, — хорош отдых после работы, после пыльного и шумного города…