Чихачев П. А. (1808-1890), геолог, путешественник, Почетный академик РАН (1876), Почетный член РГО (1890). Дворянин, общее образование получил в Дипломатической школе, некоторое время обучался в Санкт-Петербургском университете, с 1834 – на дипломатической службе за границей. В январе 1842 выехал на Алтай для геологического изучения.

Маршрут экспедиции охватил весь юг Западной Сибири: из Барнаула через Бийск до верховий Чуи, затем к низовьям Чулышмана. Далее он прошел впервые от реки Чульчи к верховьям Абакана, озера Кара-Холь (здесь он попал на территорию Китая, ныне часть Тувы) и р. Она на Абазу. Затем Енисеем до Красноярска, оттуда через Назарово в Кузбасс, через Салаир вернулся в Барнаул. И вновь вышел на Змеиногорск – Риддерск, сделал переход на Аблайкит, через Семипалатинск вернулся в Россию. Результатом явился полный геологический обзор Западной Сибири, а также была создана первая геологическая карта региона. Его именем назван один из хребтов Алтая.

Путешествие в Восточный Алтай в 1842 г.

«В окрестностях Барнаула весна сияла таким блеском, что, несмотря на мои справедливые опасения вновь встретить зиму в гористой местности, я не мог устоять против желания хотя бы приблизиться к Алтаю. Я поспешил направиться в Бийск, куда мы выехали чудным утром 1 мая. К сожалению, ясная погода недолго сопутствовала нам. Вскоре в воздухе запахло грозой, и поднялся такой сильный ветер, что переправу через Обь, так же как через озеро, расположенное на ее правом берегу, нам пришлось отложить почти на целый день.

Вся местность между Барнаулом и Бийском покрыта наносной почвой и представляет собой гладкую, изредка пересеченную поверхность. Чередующиеся холмы и ложбины на местности, расположенном между почтовыми станциями Петровка и Хурнузовск, в 90 верстах от Бийска, придают ей весьма живописный вид. Застигнутые в этих местах темной и бурной ночью, мы едва не угодили в пропасть и только в ту минуту, когда передние лошади оказались на самом краю бездны, поняли всю опасность нашего положения. Из-за плохой погоды мы попали в Бийск только 5 мая.

Бийск — это небольшое скопление деревянных домиков, которое окрестили «городом». Он интересен лишь с точки зрения тех торговых связей, которые его жители поддерживают с Китаем через Монголию. По правде говоря, эти отношения пока что незначительны по своим масштабам, но в дальнейшем они смогут приобрести очень большой вес с точки зрения как экономической, так и политической, пробивая для России еще одну брешь в той неприступной стене, которая возвышается между двумя самыми обширными империями мира к великому ущербу для их цивилизации. Районы Чуи стали бы тогда промежуточным звеном, связующим в известном смысле Кяхту и Семипалатинск. О пунктах между Монголией и городом Бийском, по которым в настоящее время направляется коммерческое движение, я буду говорить впоследствии.

Путь вдоль Чуи, которым пользуются купцы, намечен самой природой (и я следовал по этому пути). Русские экспортируют главным образом следующие товары: сукна, бархат, кожу, крашеное полотно, охотничий инвентарь, столярные изделия, котлы, кухонную утварь и, наконец, различные мелкие скобяные изделия. Стоимость всех этих товаров можно определить в 74 тысячи франков. Она возмещается главным образом чаем, известным под названием «кирпичного»: его пьют большинство русских в Сибири. Цена такого чая зависит от веса куска. Каждый кусок, или кирпич, весит обычно 2-3 русских фунта (0,818-1,2 килограмма) и при обмене стоит 1-2 рубля ассигнациями: при перепродаже, однако, покупатели платят от 2 рублей до 4 рублей 50 копеек, что обеспечивает русским купцам почти стопроцентную прибыль.

Другой предмет, охотно принимаемый русскими купцами в качестве обмена на их товары, серебряная монета, известная в этих местах под названием «ямба». Это кусок довольно чистого серебра в форме неправильного куба, у которого одна сторона слегка вдавлена. Такой кусок обычно содержит около 46 золотников, или 195,90 грамма серебра, и считается эквивалентным 20 кускам кирпичного чая, из которых каждый оценивается в один банковский рубль. Русские купцы при обмене товаров на серебро имеют возможность приобрести почти 200 граммов серебра за 20 рублей, что составляет примерно 10 франков за грамм.

Общая сумма всех ценностей, поставляемых в обмен на русские товары, может быть оценена приблизительно в 150 тысяч рублей ассигнациями.

Такие мелкие сделки приобретают совершенно иное значение, если учесть, что они не предусмотрены никакими соглашениями и, следовательно, носят чисто случайный характер, не позволяющий спекулянтам вкладывать в них большие капиталы. При этом русским купцам рынками сбыта служат всего лишь несколько бивуаков, в которых размещена какая-нибудь сотня полунищих монгольских солдат. Их капитал состоит из жалованья, получаемого в виде либо кирпичного чая, либо монет “ямба”. Меня уверяли, что не раз жители Кобдо, Улатая и других провинций пробовали подходить к границе для непосредственного участия в меновой торговле с купцами из Бийска, но их постоянно отгоняли солдаты пикетов, вовсе не желавшие иметь конкурентов и предпочитавшие, чтобы их соотечественники платили им комиссионные.

Река Бия, на которой стоит Бийск, широка, красива и ничем не уступает Оби. Как и у Оби, правый берег Бии крутой, а левый очень низкий, сливающийся с зеленеющей лесистой равниной. Хотя в Бийске меня предупредили о том, что снег вряд ли уже растаял в районе, я не мог побороть нетерпения выступить в поход. Мы выехали из города 23 мая. Погода была переломная, но жаркое солнце возвещало пробуждение природы. Места, которые мы проезжали, довольно густо поросли деревьями и кустами, покрытыми распускающимися листьями. Лесная ветреница (Anemone sylvestris), а также касатик русский (Iris glaucescens) поднимали со всех сторон свои ярко окрашенные лепестки. Склоны гор были украшены прелестными астрагалами, среди которых особенно много было астрагала широколистного (Astragalus lacti-florus) и астрагала Шангина (A. schanginicum). Мы проезжали по высокому плоскогорью, простирающемуся вдоль правого берега Бии и отделенному от реки довольно обширной равниной. Часто встречающиеся обнажения позволили представить себе геологическое строение этой местности. Всюду — мощные слои наносного песка, поверхность которых чаще всего скрыта пышной растительностью.

В том месте, где Бия сливается с Катунью, примерно в 16 верстах от Бийска, мы переправились через реку. В двух верстах от переправы расположена деревня Иконниково. Здесь мы переменили лошадей и вскоре оказались у Катунской крепости. Это очень большая деревня, заселенная почти исключительно казаками. Небольшие укрепления и блокгаузы, образующие крепость, в достаточной мере отвечали своему назначению и могли бы быть полезными и в наши дни, если бы алтайцы, превратившиеся в мирный и безобидный народ, дали повод к беспокойству. В окрестностях этой деревни мне удалось собрать несколько экземпляров смолевки Хельманна (Silene hellmanni).

Мы быстро продвигались по слегка холмистой поверхности. Прекрасные лошади неслись как ветер по естественному шоссе. Вскоре Катунь скрылась, и мы вновь встретились с нею лишь тогда, когда нам пришлось совершить рискованную переправу. В 10-12 верстах от берега Катуни почти параллельно реке расположен ряд холмов. Более или менее болотистую равнину между холмами и рекой можно рассматривать как часть прежнего русла Катуни, которое, следовательно, должно было быть некогда в 15 раз шире.

Мы сменили лошадей в Красноярске, находящемся в 25 верстах от Иконникова. Это еще совершенно русская деревня: ничто там не напоминает Азию. Но уже на горизонте начинают смутно вырисовываться серебристые вершины Алтая. К сожалению, мы еще не скоро смогли насладиться зрелищем этой обетованной земли — цели нашего тягостного и утомительного путешествия почти в пять тысяч километров. Неровности холмистой поверхности, по которой мы так быстро проносились, то и дело скрывали от наших глаз эту утешительную картину.

Местность была все еще покрыта однообразной корой делювия. Поэтому я испытал приятное чувство при виде первого обнажения твердой породы, находящегося у самой деревни Сетовка, примерно в 63 верстах от Бийска. Порода состоит из гранита, содержащего полевой шпат цвета соломы с перламутровым блеском, кристаллы турмалина и черного амфибола и чешуйки слюды. Порода эта сильно действует на магнитную стрелку. Гранит образует несколько холмов, расположенных вдоль левого берега речки Каменки. Прослойки гранита недавнего происхождения, с более мелкими зернами и более плотным строением, пересекают породу и заметны издали благодаря яркой окраске. Мощные осадочные слои, состоящие как из чернозема, так и из гранитного песка, возникшего при разрушении породы, вскоре скрывают ее от глаз наблюдателя.

Вероятнее всего, та же порода слагает округлые холмы, тянущиеся вдоль левого берега Каменки, по которому мы следовали 20 верст до деревни Нижнекаменка. Речка извивается среди прекрасных лугов, причем по мере приближения к деревне местность становится все живописнее, напоминая альпийские пейзажи. Наконец мы прибыли в Алтайскую волость (называемую также Верхнекаменкой), где оставили экипажи, чтобы продолжать путь верхом. По пути в Верхнекаменку мне прямо не терпелось поскорее достигнуть этого пункта, так как только отсюда для меня начиналось настоящее «алтайское странствование». Пока я ехал в экипаже по почтовому тракту, правда глухому, я еще не мог полностью ощутить того, что вступил на девственную землю и нахожусь в пределах Азии.

На следующий день чуть свет мы все заволновались, снаряжая наш караван. Тот из моих читателей, которому придется готовиться к длительной научной экспедиции по неведомым странам, где располагаешь только тем, что заблаговременно взял с собой, несомненно, переживет, как и я, чувство неясного и тревожного нетерпения очутиться, наконец, в походе, чтобы воочию убедиться в правильности и конкретности своих предположений. Впрочем, страны Востока, где я прежде путешествовал, имели слишком мало сходства с теми, куда я собирался, чтобы заранее определить новые трудности экспедиции. Таким образом, все было до некоторой степени импровизацией, все основывалось только на предчувствиях, потому что предыдущие мои путешествия не могли мне быть полезными. К тому же никто не мог поделиться со мной опытом, так как маршруты исследователей, побывавших до меня в районах Алтая, кончались как раз в том самом месте, где начинался мой. Однако сердце мое радостно билось при виде навьюченных, взнузданных и оседланных лошадей. Невольно я перенесся мыслью к тем благословенным дням, когда мой конь и моя палатка были для меня единственными источниками счастья. Хотя и под менее прекрасным небом, но я надеялся изведать прежнее блаженство и вновь очутиться в родной стихии. Мои люди с большим трудом справлялись с распределением и укладкой громадного количества вьюков, содержавших кроме прочего провизию для каравана на два месяца. Этот срок я считал достаточным, чтобы подняться по Чуе и Чулышману до их истоков и спуститься затем до устья Улухханэ, где меня должна была ожидать вторая партия продовольствия, присланная из Бийска на следующие два месяца.

Наконец, когда все было готово, караван, состоявший из 52 лошадей, двинулся в путь. Речка Каменка находилась по левую сторону от нас. Она протекает по суживающейся ложбине, окаймленной двумя рядами гор. Они состоят из сероватого известняка, довольно кремнистого и очень напоминающего кремнистый сланец, или лидит. По-видимому, известняк залегает непосредственно на граните, который за пределами поселка Алтайский отчетливо не проявляется, но вновь возникает вблизи деревни Сараса, находящейся в 18 верстах от Алтайского. Этот гранит мелкозернистый и несколько отличается от сиенитового гранита Сетовки. Полевой шпат красноватого оттенка, но примесь альбита иногда придает всей породе беловатый цвет. На небольшом расстоянии от реки Сарасы гранит сменяется тальковым сланцем, который, несомненно, способствует сырости в этой ложбине.

На равнине, украшенной цветами, мне удалось заметить изящный шахматовидный рябчик (Fritiilaria tneleagroid.es), великолепный первоцвет (Primula macrocalyx), желтый гусиный лук (Gagea lutea) и хохлатый истод (Polygala comosa). Тальковый сланец, чаще всего лежащий под мощными слоями жирного и плодородного чернозема, покрывает гребни гор, возвышающихся на левом берегу Сарасы. Прежде чем достичь деревни Черга (УстьЧергинская), нам пришлось три-четыре раза переправляться через эту реку. Около устья потока Октиль можно наблюдать частые переходы от талькового сланца к «нормальному» глинистому сланцу. Последний зеленоватого цвета, немного лоснится и имеет очень слоистое строение. Он не пенится при взаимодействии с кислотами, хотя связь между глинистым сланцем (как «нормальным», так и тальковым) и известняком очень тесная.

Смешение этих пород с известняковым осадочным слоем, сильно развитым в небольшой долине Сарасы, часто так неуловимо, что кажется, будто это изменение одного вещества, вызванное извержением граносиенитовых масс. Как по строению, так и по цвету, сама известняковая порода претерпевает ряд значительных изменений. Она то неслоистая, с большим количеством кристаллических зерен, пересеченная жилками калишпата, серая, то слоистая, пластинчатая, самых разнообразных оттенков – от блестящего черного, свойственного обычно глинистому сланцу, до тёмнокрасного, напоминающего аспидные сланцы некоторых мергелей в Калабрии и Принципато.

Этот сланцевый слоистый известняк встречается особенно часто в окрестностях Деревни Черга, где он незаметно переходит в глинистый сланец, а последний, в свою очередь, — в слюдяной сланец. Глинистый сланец не менее разнообразен, чем известняк, как по строению, окраске и т. д., так и по составу. На небольшом расстоянии от деревни Сараса он постепенно переходит в сланцевую породу, состоящую из тонких кристаллических, почти прозрачных пластинок светло-красного цвета, форма и плотность которых очень различны. Между этими пластинками ясно видны прослойки сланца, выделяющиеся более темным, фиолетовым оттенком. Господин Соваж был настолько любезен, что предоставил мне следующий анализ этой породы, причем он специально остановился на определении состава тонких пластинок темного оттенка.

Тальковые породы долины Сараса всегда пересечены трещинами. Часто их слои искривлены в разных направлениях, однако тальковые сланцы не отличаются ярко выраженной стратификацией. Горы, сложенные этими толщами, гораздо более разнообразны, чем известняковые. Их характерная черта – довольно мягкие очертания; чаще всего они принимают форму пирамид или усеченных конусов с волнообразными склонами. Растительность их богата, особенно много злаковых. Горы украшены лесами сибирской лиственницы (Larix slbirica), обыкновенной сосны (P. sylvestrls), белой березы (Betula alba) и т. д. Древесная же растительность известняковых гор далеко не такая пышная, а трава обычно низкая и негустая. По мере того как продвигаешься к деревне Черга, береза появляется все реже, а черемуха (Prunus padus), которая до этого места украшала красивыми белыми гроздьями долины Сарасы и Каменки, совершенно исчезает.

Маленькая деревушка на берегу Сараса впервые с начала нашего путешествия в этих краях напомнила нам, что мы находимся в Азии: ее жители – крещеные алтайцы. Хотя их лица по большей части сохранили черты монгольского типа, в них уже можно уловить признаки кавказской расы. Некоторые лица поражали сходством с великолепными турецкими типами: тот же орлиный нос, овальная форма лица, густая борода.

У деревни Черга (находящейся в 50 верстах от поселка Алтайского), в устье реки того же названия, расположена уже область слюдяного сланца. Порода – зеленоватого оттенка, со слегка блестящей поверхностью, с ярко выраженным сланцевым строением».

(Чихачев П. Путешествие в Восточный Алтай. М. Гл. ред. Вост. лит-ры изд-ва «Наука», 1974, 360 с.)